Почему санкции против режимов вроде путинского по‑прежнему имеют смысл

Часто слышно утомлённое: «санкции не работают». Обычно это опирается на карикатуру — широкие эмбарго, которые наказывают граждан, а автократы выходят сухими из воды. Такая критика упускает из виду, что делают современные, точечные санкции — и почему они остаются одним из немногих действенных инструментов, которыми демократии располагают, чтобы противостоять агрессии, не выстрелив.

Во‑первых, санкции меняют арифметику войны. Высокоточные боеприпасы, обслуживание авиации и современные системы слежения зависят от иностранных полупроводников, обновлений ПО и сложных комплектующих. Когда союзники координируют экспортный контроль и закрывают маршруты реэкспорта, это не «сигнал добродетели»; это перекрытие технического кислорода военной машине. Более медленное пополнение, рост брака и задержки модернизации не попадают в заголовки новостей — но накапливаются в боевые последствия и стратегическое торможение.

Во‑вторых, санкции перекалибруют стимулы элит. Автократии держатся на лояльности, оплачиваемой яхтами, недвижимостью и доступом к западным финансам. Заморозка активов, визовые запреты и банковские ограничения повышают цену соучастия. Да, неудобства олигархов не переворачивают режим за ночь. Но они сужают его манёвры, дробят коалицию и заставляют делать более жёсткий выбор между «пушками, маслом и патронажем». Власть — это командная игра; сделать лояльность дорогой имеет значение.

В‑третьих, санкции бьют по денежному потоку, который питает принуждение. Ценовые потолки на нефть, ограничения страхования перевозок и сужение доступа к долларовым и евровым расчётам не опустошают казну магически — но срезают маржу и усложняют платежи настолько, что бюджет вынужден к триажу. Вопрос не «обрушили ли санкции экономику?». Вопрос «уменьшили ли они ресурсы для агрессии относительно амбиций режима?». Часто ответ — да.

Есть и моральная ясность, которую критики недооценивают. Санкции — способ для открытых обществ сказать: границы не стираются силой, гражданские не расходный материал, за зверства платят. Сигнал не абстрактный. Он проходит через юридические списки, комплаенс‑отделы и совет директоров в Сингапуре, Дубае и Афинах. Он меняет реальное поведение в глобальной системе, которая, при всём цинизме, всё ещё учитывает риск.

Есть ли у санкций риски? Разумеется. Чрезмерность может ударить по гуманитарной сфере или ускорить создание параллельной финансовой инфраструктуры. Поэтому в современном арсенале — генеральные лицензии на продукты, лекарства, переводы и инструменты интернет‑свободы; поэтому проводится чёткая грань между пособниками режима и его гражданами; поэтому санкции сочетаются с «выходами», привязанными к проверяемому поведению. Умные санкции — не дубина; это рычаги.

Трезвая правда в том, что нет «чистых» инструментов, чтобы остановить воинствующую автократию. Дипломатия без давления — театр; сила без дипломатии — катастрофа. Санкции — точечные, обеспеченные и постоянно адаптируемые — занимают необходимую середину. Они разрушают потенциал, напрягают коалицию, которая поддерживает репрессию, и подают потенциальным подражателям сигнал: завоевание несёт накопительные, компаундирующие издержки.

Если вам нужна мгновенная катарсис — санкции разочаруют. Если нужна стратегия, которая со временем стачивает, ограничивает и сдерживает, сохраняя гуманитарное пространство, — они незаменимы. В мире, где нормы испытываются ракетами и дезинформацией, кропотливая, неэффектная работа санкций — не побочный номер. Это часть главного действия по защите международного порядка.